Собственник - Страница 79

Оговорив в письме к Босини свои условия, о которых уже упоминалось выше. Сомс перестал думать о деньгах. Он считал, что окончательная стоимость постройки установлена совершенно точно, и возможность превышения её просто не приходила ему в голову. Услышав от Босини, что сверх сметы в двенадцать тысяч фунтов истрачено ещё около четырех сотен. Сомс побелел от ярости. По первоначальным подсчётам, законченный дом должен был обойтись в десять тысяч фунтов, и Сомс уже не раз бранил себя за бесконечные расходы сверх сметы, которые он позволил архитектору. Однако последние траты прямо-таки непростительны со стороны Босини. Как это он так сглупил, Сомс не мог понять; но факт был налицо, и вся злоба, вся затаённая ревность, которой давно уже горел Сомс, вылилась в ярость против этой совсем уже возмутительной выходки Босини. Позиция доверчивого, дружески настроенного мужа была оставлена – Сомс занял её, чтобы сохранить свою собственность – жену, теперь он переменил позицию, чтобы сохранить другой вид собственности.

– Ах так! – сказал он Босини, когда к нему вернулся дар речи – И вы, кажется, в восторге от самого себя. Но позвольте заметить, что вы не на таковского напали.

Что он хотел сказать этим, ему самому ещё было неясно, но после обеда он просмотрел свою переписку с Босини, чтобы действовать наверняка. Двух мнений здесь быть не могло: этот молодчик обязан возместить перерасход в четыреста фунтов или во всяком случае в триста пятьдесят! – пусть и не пробует отвертеться.

Придя к этому заключению. Сомс посмотрел на лицо жены. Сидя на своём обычном месте в уголке дивана, Ирэн пришивала кружевной воротничок к платью. За весь вечер она не обмолвилась с ним ни словом.

Он подошёл к камину и, рассматривая в зеркале своё лицо, сказал:

– Твой «пират» свалял большого дурака; придётся ему расплачиваться за это!

Она презрительно взглянула на него и ответила:

– Не понимаю, о чём ты говоришь!

– Скоро поймёшь. Так, пустячок, не стоящий твоего внимания, – четыреста фунтов.

– Ты на самом деле собираешься взыскать с него за этот несчастный дом?

– Собираюсь.

– А тебе известно, что у него ничего нет?

– Да.

– Я думала, что на такую низость ты не способен.

Сомс отвернулся от зеркала, машинально снял с каминной полки фарфоровую чашку и взял её в обе руки, точно молясь над ней. Он видел, как тяжело дышит Ирэн, как потемнели от гнева её глаза, но пропустил колкость мимо ушей и спокойно спросил:

– Ты флиртуешь с Босини?

– Нет, не флиртую.

Глаза их встретились, и Сомс отвернулся. Он верил и не верил ей и знал, что вопрос этот задавать не стоило; он никогда не знал и никогда не узнает её мыслей. Непроницаемое лицо Ирэн, воспоминание о всех тех вечерах, когда она сидела здесь все такая же мягкая и пассивная, но непонятная, загадочная, накалили его неудержимой яростью.

– Ты точно каменная, – сказал он и так стиснул пальцы, что хрупкая чашка разлетелась вдребезги. Осколки упали на каминную решётку. И Ирэн улыбнулась.

– Ты, кажется, забыл, – сказала она, – что чашка всё-таки не каменная!

Сомс схватил её за руку.

– Хорошая трёпка, – сказал он, – это единственное, что может тебя образумить, – и, повернувшись на каблуках, вышел из комнаты.

XIV. СОМС СИДИТ НА ЛЕСТНИЦЕ

Сомс поднялся к себе в тот вечер, чувствуя, что хватил через край. Он был готов принести извинения за свои слова.

Он потушил газ, все ещё горевший в коридоре. Взявшись за ручку двери, остановился на секунду, чтобы обдумать извинения, так как ему не хотелось выдавать ей своё беспокойство.

Но дверь не отворилась и не подалась даже тогда, когда он дёрнул её и налёг на ручку. Ирэн, должно быть, заперла почему-нибудь спальню на ключ и забыла потом отпереть.

Войдя в свою комнату, тоже освещённую прикрученной газовой лампой, он быстро направился к двери в спальню. И эта дверь была заперта на ключ. Тут Сомс заметил, что складная кровать, на которой он изредка спал, была постлана. На подушке лежала его ночная сорочка. Сомс приложил руку ко лбу, рука стала влажной. Значит, его выставили?

Он вернулся к двери и, осторожно постучав ручкой, сказал:

– Отопри мне, слышишь? Отопри дверь!

В комнате раздался шорох, но ответа не было.

– Ты слышишь? Впусти меня сию же минуту – я требую!

Он слышал её дыхание около самой двери – так дышат те, кому угрожает опасность.

В этом гробовом молчании, в невозможности добраться до неё было что-то страшное. Сомс вернулся к другой двери и, навалившись на неё всем телом, попытался выломать. Дверь была новая – перед свадебным путешествием он сам распорядился заново переделать оба входа. Не помня себя от ярости. Сомс занёс ногу, чтобы ударить в дверь; но его остановила мысль о прислуге, и он вдруг почувствовал себя побеждённым.

Бросившись на складную кровать у себя в комнате, он схватился за книгу.

Но вместо букв перед глазами у него стояла жена, он видел её золотистые волосы, рассыпавшиеся по обнажённым плечам, видел её большие тёмные глаза – вот она стоит там, как затравленный зверь. И Сомс понял все значение её бунта. Она решила, что так будет и дальше.

Он не мог лежать спокойно и снова подошёл к двери.

Он знал, что Ирэн все ещё стоит там, и крикнул:

– Ирэн! Ирэн!

Против воли голос его прозвучал жалобно. В ответ на ото слабый шорох за дверью прекратился, и наступила зловещая тишина. Сомс стоял, стиснув руки, и думал.

Потом вышел на цыпочках и с разбегу навалился на другую дверь. Она затрещала, но не подалась. Сомс опустился на ступеньки и закрыл лицо руками.